рассказ
OPEN
№52 2014
124
сиденье и, взревев мотором, унесся в ночь, сжигая фарами
крутящиеся снежные вихри.
Утром я ела в местном трактире блюдо под названием
«Завтрак конюха». Это вот что: на большой тарелке вам
подают увесистую свиную сардельку. К ней — ломоть ва-
реной говядины, на гарнир — полкило квашеной капусты,
ну и хороший ломоть белого хлеба, вымоченного в мо-
локе. В принципе это недельный запас еды для такой, как
я. Но, с другой стороны, спешить мне было некуда: ро-
скошная метель кружила по всему Урендорффу, и автобус
не ходил. В трактире было тихо и уютно. Два голландских
моряка макали губу в пиво, равнодушно глядя мимо меня.
Трактирщица дремала за стойкой. Когда я попросила
счет, она приветливо предложила мне взять с собой мой
«Завтрак конюха».
— Фрау не знает, что Урендорфф отрезан от большой
земли и может статься так, что с продуктами начнется
перебой.
—Как долго это будет длиться? — спросила я трактир-
щицу.
Но она кокетливо пожала мощным плечом и таин-
ственно улыбнулась. Лицо у нее было такое же широкое,
крестьянское, с добрыми голубыми глазами, как у
Пунке.
На которого я наткнулась прямо на улице, в снежном
месиве. От неожиданности я уронила свой пакет с едой
конюха в снег, и мы с Пунке долго его откапывали и от-
ряхивали.
— Я искал тебя! — кричал мне Пунке сквозь вой
ветра.
— Зачем? — кричала я в ответ.
— Я не знал, куда ты делась!
На кухне Пунке деловито вывалил на стол какие-то
свертки.
— Ты знаешь, что это? — лицо его сияло торжеством.
— Что же? Что?
— Это настоящая колбаса из дикого кабана. Я сам его
застрелил.
Пунке внимательно посмотрел на меня. Я, конечно,
поверила, что этот дряхлый дед сам застрелил кабана.
— Это очень старинный рецепт колбасы. Женщины
нашей деревни так ее готовят много веков. Вначале выта-
пливают весь жир…
Пунке говорил, его старческий голос дрожал, за окном
кухни билась метель, а я не знала, совершенно не знала,
зачем я здесь? Я понимала, что этот человек очень одинок,
и он ищет любого общества, даже моего… и я терпела.
Наконец Пунке собрался уходить. Я проводила его до
крыльца. И испугалась — как же он потащится в такую
бурю?
— Ты не видишь, какая у меня машина? — возмутился
Пунке. — Ты не знаешь, какой я водитель?
Он по-настоящему рассердился.
А меня осенило!
— Послушайте, герр Пунке, а вы не можете отвести
меня в Глюкштадт?
— В такую бурю? — удивился Пунке.
— Но вы водитель экстра-класса! Здесь никто не
может, кроме вас!
Лицо Пунке озарилось счастьем.
— Поехали! Не забудь колбасу!
Ну, мы и поехали. И, конечно, мы застряли посреди
трассы. Нас стало заметать, телефон молчал. Машин,
кроме нашей, не было. И Пунке сказал, что через пару
часов мы замерзнем намертво. И попросил прощения, что
послушал меня и поехал в бурю, а теперь вот… застряли.
А послушал он меня потому, что видел, какая я печальная,
и не мог смотреть на это, что такая красавица не должна
быть такой несчастной. А он, Пунке, никогда не простит
себе моей смерти. Он предложил мне свой меховой жилет,
который, кажется, он сам где-то застрелил… И он все
время пробовал позвонить, чтоб прислали армию, ка-
жется, спасать молодую несчастную женщину, ита-
льянку… или англичанку… но сигнала все равно не было.
Тогда он достал из кармана своего зверского жилета сто-
почку календариков и стал показывать мне разные ма-
шины. Пальцы у него не гнулись от холода, и календарики
выпадали из них, как осенние листья. Пунке тревожно за-
глядывал мне в глаза и спрашивал:
— Ты боишься?
— Да, черт возьми, старый дуралей! Я боюсь! Я боюсь
своей глупости, того, что мы замерзнем здесь! Нелепости
всей своей жизни! — это я прокричала по-русски.
Пунке изумленно выслушал и спросил:
— Это итальянский язык?
— Русский это язык!
— А я думал, ты англичанка, — сказал Пунке.
Я не могла уследить за скачками его мысли.
— А ты английский язык знаешь? — не унимался
Пунке.
— А какая теперь разница? — спросила я.
— А я всю жизнь жил в Урендорффе, — поведал
Пунке. — Но на праздники мы ездили в Глюкштадт. Тебе
понравился Глюкштадт?
Неужели этот старик настолько одинок, что совсем не
боится смерти? Никто о нем не заплачет, не пожалеет, и
ему легко уходить… Легко уходить… Я внимательно по-
смотрела в его крестьянское глупое и доброе лицо. Если
это последнее лицо в моей жизни, я хочу его запомнить.
Вот совсем простой человек, крестьянин. Для которого
пряничный городок Глюкштадт кажется столицей. А Гам-
бург —Марсом.
— Ничего не бойся, — сказал Пунке. — Ведь я с
тобой!
И я закрыла глаза…
